если ты идешь СВОИМ ПУТЕМ, ты его прокладываешь в Мире
Решилась записать. Коряво, конечно, но...
читать дальше…Здесь всегда расцветают сады,
Здесь воздух пахнет вереском и медом…
- Красивая строка ?
- Да, очень.
Он целует губы сияющего чуда, почему-то принявшего форму красивой девушки.
С каждым вдохом, с каждым ласковым касанием силы наполняют его. Сердце слышит новые рифмы, новые аккорды щекочут пальцы. Скоро. Скоро менестрель понесет новые песни людям. Скоро.
Но не сейчас.
Сейчас он любит, и любим здесь – в краю сказки, на ароматных травах под теплым солнцем. И ветер вторит его крикам счастья и несется над цветущими садами и сонной змеей реки…
Но все кончается – и горесть и радость, и усталость и отдых.
Он уходит сегодня. Пришло его время вернутся в Мир. Там война, голод и болезни. Там горе и трудности. Там его место и время. Там нужны песни о мире, красоте и
добре. Он выбрал сам себе этот жребий и никогда не жалел о выборе. Даже когда его волокли на костер как еретика и колдуна. И когда хоронил друга, не дошедшего нескольких миль до жилья и спасения. И когда родня отказала ему в приюте, опасаясь длинных рук инквизиции…
Никогда.
Может за это «никогда» и был подарен ему кусочек рая при жизни.
Он уходил от погони опять и снова, а шансов уйти уже не было – слишком долго он водил их за нос. Сейчас Псы Господни не отступятся, пока он не перестанет дышать и петь. Вдруг под его рукой вместо шершавого камня стены оказалось теплое дерево, и двери открылись, пряча беглеца от сумасшедшего мира.
Дверцы рая…
За дверями была весна. Цвел сад и ласково журчала речка. Среди трав и цветов танцевала прекрасная птица. Или девушка. Ее перья вобрали в себя солнечные лучи и брызги радуги. Ее танец звал и увлекал. Заставлял вспомнить что-то очень важное и накрепко забытое. Что?..
Тихонько зазвенела лютня за его спиной.
Что?!
Нет! Его руки огрубели, лютня расстроена, а сердце не знало мелодии для такого танца. Но птица-дева стояла рядом и смотрела в его глаза. Ее глаза видели не грязь и усталость, а сердце, бившееся и поющее для людей.
- Играй, - сказала она ему, - играй. И никогда не сомневайся. Создатели зря таланты не раздают. Исполни то, для чего ты пришел. Играй.
И он заиграл. Вначале неровно, словно впервые держал он в руках лютню. Но мелодия лилась все крепче и увереннее. И уставшие плечи отпустила усталость, глаза обрели зоркость, а руки силу и ловкость, как в юности. А дева все танцевала, отдаваясь его мелодии. А когда на небе загорелись звезды, она отдалась его страсти…
Когда пришло, утро пришли слова и аккорды. Вспомнились забытые и недописанные песни и родились новые, чтоб никогда не забыться. И было много времени, чтоб записать и спеть их, оттачивая до совершенства. Он попал в рай.
- Ну, нет, - смеялась она, - всего лишь в сказку. В раю не сквернословят, когда не складывается рифма, не пьют вино и не любят девчонок до рассвета.
- Неужели?
- Ну, уж точно не в христианском раю, бродяга.
Он смеялся с ней. Любовался рассветами и закатами, нюхал цветы, пел и играл для нее. Любовь жила в воздухе, как и медвяной запах цветущего сада. Птица слушала, иногда поправляла, иногда плакала. Похожая на древнюю богиню и соседскую девчонку одновременно, она создавала чудеса. Она носила при себе два камушка – черный и белый. Черным она рисовала. И нарисованное появлялось в реальности. А белым – стирала это из ткани бытия. И простой хлеб, и восточные сладости, и огромные бабочки, похожие на дивные цветы, и дамасская сабля одинаково легко возникали и исчезали благодаря ее рукам.
Это не был рай, ибо в раю нет грусти. Хозяйка иногда плакала, слушая его песни. Спрашивала о доме и близких, о родном крае. Она не позволяла ему забыть о мире за пределами сада. Но страх и горечь покидали его. Она рассказывала ему о его же доме и о соседних странах. О горе и несправедливости, и о героях и влюбленных, презревших их. Так он вспомнил, что тоже умеет плакать.
Он узнал, что такое любить.
Мир его был страшен, но прекрасен. Этот мир стоил, чтоб для него пели, чтоб в нем жили и умирали. И однажды он сказал ей, что должен вернутся.
- Это не рай, менестрель. Из вашего рая не возвращаются. Скоро двери для тебя откроются. Жди.
И он ждал. Гулял по саду, любовался звездами, любил хозяйку этого чуда.
- Сегодняшняя ночь последняя. Завтра с рассветом ты уйдешь, бродяга.
- Позволь мне спросить тебя…
- О чем?
- Почему ты не летаешь, птица?
В ответ лишь взгляд полный боли… И странной надежды.
- Где твои крылья?..
Утром она целовала его в последний раз.
И перед вратами вручила ему подарок – черный и белый камни, копии собственных.
- Спасибо за черный камень, я напишу им свои лучшие песни. А белый… Возьми его назад. Я люблю этот мир и не решусь менять его таким образом. А если он попадет в дурные руки? Нет. Спасибо, любимая. Прощай.
- Прощай.
И он ушел, растворившись в лучах солнца.
И не обернулся. И не увидел ее отчаяния, не услышал крика боли, вырвавшегося из горла Птицы-без-Крыльев.
- Глупая, глупая птица. Примешь еще одного уставшего гостя?
- Создатель?!
Она все же королева, богиня, женщина. Она кивает. И небо сменяет серый цвет на синий, похожий на его глаза. И шагают они по темному песку. И теплое бирюзовое море ласкает их босые ноги.
Они вышли к костру. Солнце уплывает спать за край неба, с берега дует ласковый бриз. Возле костра несколько шерстяных клетчатых пледов, большая корзина с едой, на линии волн охлаждаются несколько бутылок вина.
Все как он любит. У создателей миров тоже есть свои маленькие слабости.
- Все еще здесь остаешься?
- Я пойду принесу вино…
Она вскакивает и бежит. Бежит по линии прибоя от него. Звезды смотрят на нее и не понимают. Не понимают ее слез, горьких и злых. Не понимают ее отчаяния, когда сокровенное желание ее сердца исполнено. Не понимают, почему синеглазый парень не бежит за ней, а прикусывает губу и садится, кутаясь в плед, хотя сердце зовет его туда, где волны слизывают последние следы маленьких стоп.
Нельзя туда. Не сейчас. Нельзя притащить человека к истине и пониманию. К этому каждый должен прийти сам.
Стоит ли ждать здесь столько времени понимания взбалмошной девчонки?
Стоит.
Каждый стоит этого.
И он ждет.
Тем более, что до корзины с едой легко дотянуться…
Он добрался до третьего бутерброда, когда услышал за спиной обиженное сопение. Синеглазый подвинулся, хотя места вокруг костра было много. Предложил птице недоеденный бутерброд, сам сходил за вином. Пили дорогое вино молча, из горла.
Самое страшное испытание – это не боль. Это когда ну очень хочешь улыбнутся, а нельзя. Любой неосторожный жест и она не станет слушать. Сбежит и ищи ее опять несколько вечностей. Посему ужин был тих и торжествен.
Все когда-нибудь кончается. Кончились и еда с вином, и молчание.
- Может, хватит уже?
Злой взгляд – сейчас клюнет.
- Нет.
Просто и коротко.
- Кто ты теперь?
- Отдых. Место и Время, чтоб исцелились душа и тело. Чтоб продолжился Путь.
- И ни один из них…
«Сейчас ударит, - подумал он, - причем больно».
Не ударила. Сидит прямо и сдерживает слезы. Успешно. Надела на лицо спокойную маску.
Все же Королева. Всегда. С королевством и без. В короне и грязи она – Королева. Богиня. Его сердце защемило от смеси сочувствия и восхищения.
Она чертова дурочка, конечно, но не уважать ее он больше не мог. Девчонка! Богиня сопливая! А он любуется, как влюбленный мальчишка.
- Менестрели всегда дети в душе.
- Ты уже и мысли драконов читать научилась?
Ну же! Нет, она спокойна. Не пререкается. Он древний и мудрый. Только бы вовлечь ее в разговор, в ссору с криком и мордобоем, и он уговорит ее вернуться к остальным. Или утащит, закинув на плечо – ибо нечего на создателей Миров руки поднимать, причем явно с нехорошими намерениями…
Ну!
- Я поняла свою ошибку, о, Древнейший, и теперь принимаю ее последствия. Как и подобает.
Нет, нельзя таким девочкам общаться с бродячими поэтами и прочей талантливой молодежью – испортят вконец мудреными словесами и безумными идеями…
- А сам-то! Больше восемнадцати редко дают и гонят от лотков со спиртным, - раздается веселый шепот у него голове.
- Не мешай, сестренка! Лучше помоги. Легче создать вселенную, чем понять одну девушку…
- А кто их придумывал?
- Ты, дорогой Художник!
- Но тебе же нравится, Менестрель!...
Говорят, что Создатель несет в себе и мужское и женское начала. И есть в нем вообще все, что есть в созданных им Мирах…
Почти правда. Создатели создали нас тоже творцами со свободной волей и неограниченным воображением. Остальное - наши творения и наша ответственность.
Говорят, что наш Создатель разделил себя на две личности, две сущности. Чтоб богаче получилось то, что сотворили они. Так и гуляют по Миру придумавшие его – брат и сестра, Художница и Менестрель. Любят и воюют. Строят и разрушают. Живут и, иногда, умирают.
Их волей и фантазией в Мире есть не только создатели. Есть поддерживающие и сохраняющие. Есть разрушители. Есть странники, непривязанные к Миру вообще - дом пуст и неприветлив без гостей.
Создатели создали канву - основу Ткани Бытия, установили законы физики и метафизики. А потом создали много моточков разноцветных ниток, иголки, ножницы и умных, любознательных, добрых и веселых «вышивальщиков», вручили им все это богатство и попросили беречь Узоры и всех, кто их населяют. Творить, не нарушая основных законов, дабы не оборвалась Ткань…
Много было Богов-Вышивальщиков. Разными были их Узоры, и для каждого находилось место на Ткани…
Но со временем увлеклись Вышивальщики и начали вшивать в свои нити живые души. У таких нити и иглы отбирали. Увы, не всегда бескровно.
С Ткачами спорили. Иногда воевали. Но никого и никогда Ткачи не убирали из Ткани. Боги могли стать смертными и наоборот. Шло время и многие понимали. Некоторые после этого возвращали себя нитям и Узорам. Некоторые шли дальше, выбирая другие Пути. Были и те, кто мечтал уничтожить Ткачей и самим создавать Реальности…
Разное было…
Были и те, кто открыто бросил им вызов. Когда война выпила свою долю крови, восставших судили. Среди тел обманутых и веривших смертных, особенно тяжело было Ткачам сохранить свое милосердие к бессмертным…
Сохранили.
Лишь одна не смирилась с приговором и назначенным сроком изгнания.
Она в лицо бросила Творцам, что они нелюди. Людей не знают и не любят. И вряд ли понимают, что для смертных лучше.
- Ты так хорошо знаешь людей? Ну что ж, пусть они и спасут тебя.
И Менестрель взял у своей сестры, Художника, два камня – черный уголек и белый камень, стирающий нарисованные линии. Одним Словом он превратил Богиню в Птицу и стер белым камнем ее крылья. Потом вручил ей оба камня.
- Лишь смертный сможет нарисовать тебе их вновь. Конечно без твоей просьбы.
И не рискуй – неосторожное слово навсегда сделает тебя бескрылой.
Она не сказала ничего, лишь взглянула ему в глаза, поклонилась и ушла.
А Менестрель стоял, шатаясь на поле битвы. И душу его жег ее взгляд.
- Влюбился парень, - прошептала Художница, - на спокойное сердце ты бы такого не учудил, братишка…
А Птица ушла к людям. Бессмертная и не совсем бессильная, она быстро поняла, что тоже не особо знает людей. Попытки помочь и все изменить не привели ни к чему хорошему. Потом она решила взять всю оставшуюся силу и дать людям то, чего им всегда не хватало – Время.
В небольшом закутке Сказки собирались те, кто мог действительно помочь Миру – поэты, художники, архитекторы, целители, ученые, маги…
Возле дверей, прощаясь, она давала каждому два камня – черный и белый. За них благодарили. Иногда их уносили в Мир, иногда отдавали. Истинно любящие не стремятся перекроить по-своему тех, кого любят. Они просто их поддерживают и помогают им, если у любимых есть намерение изменится…
Но ни один из них, даже видя ее бескрылость, не нарисовал ей новые крылья.
И она смирилась с тем, что никто ее не спасет. Надежда таяла и плакала. Надежда вообще глупое чувство…
И вот – дождалась. Сидит ее враг рядом на песочке…
Да какой он враг! Как бы она на него не злилась, пожив среди смертных, она признала его правоту. И восхищалась их милосердию. Но восхищение восхищением, а сердцу не прикажешь. А ее сердце бесилось и требовало то глаза гостю выцарапать, то повалить на песок и целовать до беспамятства.
«Лучше бы он ушел отсюда» - думала она, глядя на волны.
- Сейчас уйду, Птица. А ты останешься, а?
Она удивленно смотрит на него. Почему такая злость в его голосе?
- Ты останешься ждать здесь вечность, чтоб кто-нибудь пришел и спас тебя. Нет? Божественная решила не ждать больше, и принести себя в жертву! И восхищенно любоваться своим великодушием. Или ненавидеть нас, или тех ради кого была принесена эта жертва? Ты будешь делать все что угодно, но не будешь спасать себя!
«Как я наверное дурацки выгляжу – сижу на песке, глаза как две ладони, рот открыт. На личике милое выражение крайней степени идиотизма. Ладно, не впервой».
Она встает с песка. Неловко отряхивает песчинки с кожи и перьев. Больше не страшно. Все так понятно. Все так просто и понятно. В ее ладошке белый камень. Одно движение, и она потеряет остаток своей прежней силы и власти. Но и свои цепи, не дающие ей взлететь. Смертный, вернее – смертная, она сможет нарисовать себе новые крылья. Или вырастить. Так просто…
Почему она не поняла этого раньше? Потому что боялась потерять свой привычный и безопасный мирок, боялась перемен…
Больше она не боится…
Шаг, легкий поцелуй обжигает щеку Менестреля и белая вспышка.
Лишь ветер несет песчинки и ее шепот: «Позаботься пожалуйста о маленьком Мире. Он такой хороший»
- Позаботимся, не волнуйся. Не такие мы растяпы, как некоторые…
За спиной Менестреля возникла Художница.
- Нет, ну это чудо просто. Твоя девчонка талантлива.
- Она не моя…
- Ну, так будет, - махнула рукой синеглазая, - так, маленький, кем ты хочешь быть?
Миг и оба стоят возле уютной двухэтажной таверны, с вывеской «Яма».
- Ой, это моя вина, - смутилась Художница, - я как туда ступила, первое что подумала: «Ну и яма»…Эй! Кончай ржать! Чай не лошадка!
Но через пару секунд близнецы смеются уже оба.
- А где она стоять-то будет?
- Везде. Во всех Узорах. Пока любимая Хозяйка не вернется.
…Где-то впервые закричал младенец.
Где-то девчушка решила, что непременно научится летать. С крыльями или без…
Где-то девушка написала стих о весне…
…Здесь всегда расцветают сады,
Здесь воздух пахнет вереском и медом,
Здесь в неге просыпается природа,
Не помня ни мороза, ни беды…
читать дальше…Здесь всегда расцветают сады,
Здесь воздух пахнет вереском и медом…
- Красивая строка ?
- Да, очень.
Он целует губы сияющего чуда, почему-то принявшего форму красивой девушки.
С каждым вдохом, с каждым ласковым касанием силы наполняют его. Сердце слышит новые рифмы, новые аккорды щекочут пальцы. Скоро. Скоро менестрель понесет новые песни людям. Скоро.
Но не сейчас.
Сейчас он любит, и любим здесь – в краю сказки, на ароматных травах под теплым солнцем. И ветер вторит его крикам счастья и несется над цветущими садами и сонной змеей реки…
Но все кончается – и горесть и радость, и усталость и отдых.
Он уходит сегодня. Пришло его время вернутся в Мир. Там война, голод и болезни. Там горе и трудности. Там его место и время. Там нужны песни о мире, красоте и
добре. Он выбрал сам себе этот жребий и никогда не жалел о выборе. Даже когда его волокли на костер как еретика и колдуна. И когда хоронил друга, не дошедшего нескольких миль до жилья и спасения. И когда родня отказала ему в приюте, опасаясь длинных рук инквизиции…
Никогда.
Может за это «никогда» и был подарен ему кусочек рая при жизни.
Он уходил от погони опять и снова, а шансов уйти уже не было – слишком долго он водил их за нос. Сейчас Псы Господни не отступятся, пока он не перестанет дышать и петь. Вдруг под его рукой вместо шершавого камня стены оказалось теплое дерево, и двери открылись, пряча беглеца от сумасшедшего мира.
Дверцы рая…
За дверями была весна. Цвел сад и ласково журчала речка. Среди трав и цветов танцевала прекрасная птица. Или девушка. Ее перья вобрали в себя солнечные лучи и брызги радуги. Ее танец звал и увлекал. Заставлял вспомнить что-то очень важное и накрепко забытое. Что?..
Тихонько зазвенела лютня за его спиной.
Что?!
Нет! Его руки огрубели, лютня расстроена, а сердце не знало мелодии для такого танца. Но птица-дева стояла рядом и смотрела в его глаза. Ее глаза видели не грязь и усталость, а сердце, бившееся и поющее для людей.
- Играй, - сказала она ему, - играй. И никогда не сомневайся. Создатели зря таланты не раздают. Исполни то, для чего ты пришел. Играй.
И он заиграл. Вначале неровно, словно впервые держал он в руках лютню. Но мелодия лилась все крепче и увереннее. И уставшие плечи отпустила усталость, глаза обрели зоркость, а руки силу и ловкость, как в юности. А дева все танцевала, отдаваясь его мелодии. А когда на небе загорелись звезды, она отдалась его страсти…
Когда пришло, утро пришли слова и аккорды. Вспомнились забытые и недописанные песни и родились новые, чтоб никогда не забыться. И было много времени, чтоб записать и спеть их, оттачивая до совершенства. Он попал в рай.
- Ну, нет, - смеялась она, - всего лишь в сказку. В раю не сквернословят, когда не складывается рифма, не пьют вино и не любят девчонок до рассвета.
- Неужели?
- Ну, уж точно не в христианском раю, бродяга.
Он смеялся с ней. Любовался рассветами и закатами, нюхал цветы, пел и играл для нее. Любовь жила в воздухе, как и медвяной запах цветущего сада. Птица слушала, иногда поправляла, иногда плакала. Похожая на древнюю богиню и соседскую девчонку одновременно, она создавала чудеса. Она носила при себе два камушка – черный и белый. Черным она рисовала. И нарисованное появлялось в реальности. А белым – стирала это из ткани бытия. И простой хлеб, и восточные сладости, и огромные бабочки, похожие на дивные цветы, и дамасская сабля одинаково легко возникали и исчезали благодаря ее рукам.
Это не был рай, ибо в раю нет грусти. Хозяйка иногда плакала, слушая его песни. Спрашивала о доме и близких, о родном крае. Она не позволяла ему забыть о мире за пределами сада. Но страх и горечь покидали его. Она рассказывала ему о его же доме и о соседних странах. О горе и несправедливости, и о героях и влюбленных, презревших их. Так он вспомнил, что тоже умеет плакать.
Он узнал, что такое любить.
Мир его был страшен, но прекрасен. Этот мир стоил, чтоб для него пели, чтоб в нем жили и умирали. И однажды он сказал ей, что должен вернутся.
- Это не рай, менестрель. Из вашего рая не возвращаются. Скоро двери для тебя откроются. Жди.
И он ждал. Гулял по саду, любовался звездами, любил хозяйку этого чуда.
- Сегодняшняя ночь последняя. Завтра с рассветом ты уйдешь, бродяга.
- Позволь мне спросить тебя…
- О чем?
- Почему ты не летаешь, птица?
В ответ лишь взгляд полный боли… И странной надежды.
- Где твои крылья?..
Утром она целовала его в последний раз.
И перед вратами вручила ему подарок – черный и белый камни, копии собственных.
- Спасибо за черный камень, я напишу им свои лучшие песни. А белый… Возьми его назад. Я люблю этот мир и не решусь менять его таким образом. А если он попадет в дурные руки? Нет. Спасибо, любимая. Прощай.
- Прощай.
И он ушел, растворившись в лучах солнца.
И не обернулся. И не увидел ее отчаяния, не услышал крика боли, вырвавшегося из горла Птицы-без-Крыльев.
- Глупая, глупая птица. Примешь еще одного уставшего гостя?
- Создатель?!
Она все же королева, богиня, женщина. Она кивает. И небо сменяет серый цвет на синий, похожий на его глаза. И шагают они по темному песку. И теплое бирюзовое море ласкает их босые ноги.
Они вышли к костру. Солнце уплывает спать за край неба, с берега дует ласковый бриз. Возле костра несколько шерстяных клетчатых пледов, большая корзина с едой, на линии волн охлаждаются несколько бутылок вина.
Все как он любит. У создателей миров тоже есть свои маленькие слабости.
- Все еще здесь остаешься?
- Я пойду принесу вино…
Она вскакивает и бежит. Бежит по линии прибоя от него. Звезды смотрят на нее и не понимают. Не понимают ее слез, горьких и злых. Не понимают ее отчаяния, когда сокровенное желание ее сердца исполнено. Не понимают, почему синеглазый парень не бежит за ней, а прикусывает губу и садится, кутаясь в плед, хотя сердце зовет его туда, где волны слизывают последние следы маленьких стоп.
Нельзя туда. Не сейчас. Нельзя притащить человека к истине и пониманию. К этому каждый должен прийти сам.
Стоит ли ждать здесь столько времени понимания взбалмошной девчонки?
Стоит.
Каждый стоит этого.
И он ждет.
Тем более, что до корзины с едой легко дотянуться…
Он добрался до третьего бутерброда, когда услышал за спиной обиженное сопение. Синеглазый подвинулся, хотя места вокруг костра было много. Предложил птице недоеденный бутерброд, сам сходил за вином. Пили дорогое вино молча, из горла.
Самое страшное испытание – это не боль. Это когда ну очень хочешь улыбнутся, а нельзя. Любой неосторожный жест и она не станет слушать. Сбежит и ищи ее опять несколько вечностей. Посему ужин был тих и торжествен.
Все когда-нибудь кончается. Кончились и еда с вином, и молчание.
- Может, хватит уже?
Злой взгляд – сейчас клюнет.
- Нет.
Просто и коротко.
- Кто ты теперь?
- Отдых. Место и Время, чтоб исцелились душа и тело. Чтоб продолжился Путь.
- И ни один из них…
«Сейчас ударит, - подумал он, - причем больно».
Не ударила. Сидит прямо и сдерживает слезы. Успешно. Надела на лицо спокойную маску.
Все же Королева. Всегда. С королевством и без. В короне и грязи она – Королева. Богиня. Его сердце защемило от смеси сочувствия и восхищения.
Она чертова дурочка, конечно, но не уважать ее он больше не мог. Девчонка! Богиня сопливая! А он любуется, как влюбленный мальчишка.
- Менестрели всегда дети в душе.
- Ты уже и мысли драконов читать научилась?
Ну же! Нет, она спокойна. Не пререкается. Он древний и мудрый. Только бы вовлечь ее в разговор, в ссору с криком и мордобоем, и он уговорит ее вернуться к остальным. Или утащит, закинув на плечо – ибо нечего на создателей Миров руки поднимать, причем явно с нехорошими намерениями…
Ну!
- Я поняла свою ошибку, о, Древнейший, и теперь принимаю ее последствия. Как и подобает.
Нет, нельзя таким девочкам общаться с бродячими поэтами и прочей талантливой молодежью – испортят вконец мудреными словесами и безумными идеями…
- А сам-то! Больше восемнадцати редко дают и гонят от лотков со спиртным, - раздается веселый шепот у него голове.
- Не мешай, сестренка! Лучше помоги. Легче создать вселенную, чем понять одну девушку…
- А кто их придумывал?
- Ты, дорогой Художник!
- Но тебе же нравится, Менестрель!...
Говорят, что Создатель несет в себе и мужское и женское начала. И есть в нем вообще все, что есть в созданных им Мирах…
Почти правда. Создатели создали нас тоже творцами со свободной волей и неограниченным воображением. Остальное - наши творения и наша ответственность.
Говорят, что наш Создатель разделил себя на две личности, две сущности. Чтоб богаче получилось то, что сотворили они. Так и гуляют по Миру придумавшие его – брат и сестра, Художница и Менестрель. Любят и воюют. Строят и разрушают. Живут и, иногда, умирают.
Их волей и фантазией в Мире есть не только создатели. Есть поддерживающие и сохраняющие. Есть разрушители. Есть странники, непривязанные к Миру вообще - дом пуст и неприветлив без гостей.
Создатели создали канву - основу Ткани Бытия, установили законы физики и метафизики. А потом создали много моточков разноцветных ниток, иголки, ножницы и умных, любознательных, добрых и веселых «вышивальщиков», вручили им все это богатство и попросили беречь Узоры и всех, кто их населяют. Творить, не нарушая основных законов, дабы не оборвалась Ткань…
Много было Богов-Вышивальщиков. Разными были их Узоры, и для каждого находилось место на Ткани…
Но со временем увлеклись Вышивальщики и начали вшивать в свои нити живые души. У таких нити и иглы отбирали. Увы, не всегда бескровно.
С Ткачами спорили. Иногда воевали. Но никого и никогда Ткачи не убирали из Ткани. Боги могли стать смертными и наоборот. Шло время и многие понимали. Некоторые после этого возвращали себя нитям и Узорам. Некоторые шли дальше, выбирая другие Пути. Были и те, кто мечтал уничтожить Ткачей и самим создавать Реальности…
Разное было…
Были и те, кто открыто бросил им вызов. Когда война выпила свою долю крови, восставших судили. Среди тел обманутых и веривших смертных, особенно тяжело было Ткачам сохранить свое милосердие к бессмертным…
Сохранили.
Лишь одна не смирилась с приговором и назначенным сроком изгнания.
Она в лицо бросила Творцам, что они нелюди. Людей не знают и не любят. И вряд ли понимают, что для смертных лучше.
- Ты так хорошо знаешь людей? Ну что ж, пусть они и спасут тебя.
И Менестрель взял у своей сестры, Художника, два камня – черный уголек и белый камень, стирающий нарисованные линии. Одним Словом он превратил Богиню в Птицу и стер белым камнем ее крылья. Потом вручил ей оба камня.
- Лишь смертный сможет нарисовать тебе их вновь. Конечно без твоей просьбы.
И не рискуй – неосторожное слово навсегда сделает тебя бескрылой.
Она не сказала ничего, лишь взглянула ему в глаза, поклонилась и ушла.
А Менестрель стоял, шатаясь на поле битвы. И душу его жег ее взгляд.
- Влюбился парень, - прошептала Художница, - на спокойное сердце ты бы такого не учудил, братишка…
А Птица ушла к людям. Бессмертная и не совсем бессильная, она быстро поняла, что тоже не особо знает людей. Попытки помочь и все изменить не привели ни к чему хорошему. Потом она решила взять всю оставшуюся силу и дать людям то, чего им всегда не хватало – Время.
В небольшом закутке Сказки собирались те, кто мог действительно помочь Миру – поэты, художники, архитекторы, целители, ученые, маги…
Возле дверей, прощаясь, она давала каждому два камня – черный и белый. За них благодарили. Иногда их уносили в Мир, иногда отдавали. Истинно любящие не стремятся перекроить по-своему тех, кого любят. Они просто их поддерживают и помогают им, если у любимых есть намерение изменится…
Но ни один из них, даже видя ее бескрылость, не нарисовал ей новые крылья.
И она смирилась с тем, что никто ее не спасет. Надежда таяла и плакала. Надежда вообще глупое чувство…
И вот – дождалась. Сидит ее враг рядом на песочке…
Да какой он враг! Как бы она на него не злилась, пожив среди смертных, она признала его правоту. И восхищалась их милосердию. Но восхищение восхищением, а сердцу не прикажешь. А ее сердце бесилось и требовало то глаза гостю выцарапать, то повалить на песок и целовать до беспамятства.
«Лучше бы он ушел отсюда» - думала она, глядя на волны.
- Сейчас уйду, Птица. А ты останешься, а?
Она удивленно смотрит на него. Почему такая злость в его голосе?
- Ты останешься ждать здесь вечность, чтоб кто-нибудь пришел и спас тебя. Нет? Божественная решила не ждать больше, и принести себя в жертву! И восхищенно любоваться своим великодушием. Или ненавидеть нас, или тех ради кого была принесена эта жертва? Ты будешь делать все что угодно, но не будешь спасать себя!
«Как я наверное дурацки выгляжу – сижу на песке, глаза как две ладони, рот открыт. На личике милое выражение крайней степени идиотизма. Ладно, не впервой».
Она встает с песка. Неловко отряхивает песчинки с кожи и перьев. Больше не страшно. Все так понятно. Все так просто и понятно. В ее ладошке белый камень. Одно движение, и она потеряет остаток своей прежней силы и власти. Но и свои цепи, не дающие ей взлететь. Смертный, вернее – смертная, она сможет нарисовать себе новые крылья. Или вырастить. Так просто…
Почему она не поняла этого раньше? Потому что боялась потерять свой привычный и безопасный мирок, боялась перемен…
Больше она не боится…
Шаг, легкий поцелуй обжигает щеку Менестреля и белая вспышка.
Лишь ветер несет песчинки и ее шепот: «Позаботься пожалуйста о маленьком Мире. Он такой хороший»
- Позаботимся, не волнуйся. Не такие мы растяпы, как некоторые…
За спиной Менестреля возникла Художница.
- Нет, ну это чудо просто. Твоя девчонка талантлива.
- Она не моя…
- Ну, так будет, - махнула рукой синеглазая, - так, маленький, кем ты хочешь быть?
Миг и оба стоят возле уютной двухэтажной таверны, с вывеской «Яма».
- Ой, это моя вина, - смутилась Художница, - я как туда ступила, первое что подумала: «Ну и яма»…Эй! Кончай ржать! Чай не лошадка!
Но через пару секунд близнецы смеются уже оба.
- А где она стоять-то будет?
- Везде. Во всех Узорах. Пока любимая Хозяйка не вернется.
…Где-то впервые закричал младенец.
Где-то девчушка решила, что непременно научится летать. С крыльями или без…
Где-то девушка написала стих о весне…
…Здесь всегда расцветают сады,
Здесь воздух пахнет вереском и медом,
Здесь в неге просыпается природа,
Не помня ни мороза, ни беды…
@музыка: Лирика-романтика-сопли-с-сахаром...
@настроение: ...Но это просто РУБЕЖ, и я к нему готов...
www.diary.ru/~City-of-Werewolves/p31927859.htm
...Дракон, закрыв глаза, исчез.
А ты остался жив.
Но не нужна тебе вся жизнь,
Ты видел мир чужих.
И ты услыших звон струны,
Взмах черного крыла.
И будешь ждать, что в твои сны ворвется тень моя...
Я подожду Дракон.
Кто там сказал - куда нельзя????
(сорри, не удержалась)
Ну нафига портить романтику?
Ох... хороша.
Чисто пишешь. И ярко так.